Война с Финляндией 1939г. и Ленинградская блокада - Анатолий Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение по Финляндии принималось в Ставке и в Генштабе не позднее и не ранее вечера 23 июня – в том числе и если судить по срокам выполнения этого решения (в ночь на 24 июня в штабы авиадивизий и полков начали поступать полетные карты для налета на Финляндию). По журналу посещений Сталина [41] в ночь с 22 на 23 июня со Сталиным, в том числе встречался и начальник
штаба ВВС РККА Жигарев (с 4-35 до 6-10 утра). Потом вечером 23 июня он же имел встречу со Сталиным с 18-25 до 20-45 час. Похоже, именно во второе посещение Жигарева могло состояться то роковое решение по Финляндии. Но какие аргументы мог предъявить Жигарев Сталину? Выше мы привели эти четыре особо ничего не значащих в масштабах разворачивающейся огромной войны факта. Вечером 23 июня в Ставке ждали донесений о ходе исполнения Директивы №3, ждали победных реляций о занятии польских городов. Разговор с Жигаревым мог касаться именно этих событий по его ведомству – то есть по наращиванию ударов, может, перенацеливанию каких-то соединений и тому подобное. Ленинград тогда был совершенно далек от зоны боев, и сообщения о каких-то совершенно незначительных движениях вражеской авиации не должно было вызывать серьезной озабоченности. Сравните: 18 самолетов над Финским заливом и тысячи на западном направлении.
Но что-то послужило толчком к решению о начале бомбардировок территории Фиенляндии?! Допустим существование каких-то разведданных, лежащих на столе у Сталина – о переброске бомбардировщиков люфтваффе из Восточной Пруссии в Финляндию, о сосредоточении несметных воздушных сил для атаки Ленинграда и т.п. Эти данные вкупе с сообщениями Жихарева о подозрительной возне немецкой авиации в районе Ленинграда могли послужить толчком к этому роковому решению Сталина. Вот только никаких данных о наличии таких данных нет. Приходится подозревать блестящую операцию стратегического уровня немецких спецслужб по дезинформации советского руководства относительно намерений вермахта и люфтваффе и участия в этом деле Финляндии. Вот только нет никаких данных и по этой виртуальной спецоперации. Не было и её! Иначе бы один из шефов гитлеровской разведки Шелленберг не преминул бы упомянуть в своей послевоенной книге [42] об этой крупнейшей удаче по вовлечению Финляндии в войну. В той книге, где он смакует, в частности, операцию по выдаче Сталину в 1937 году материалов о заговоре Тухачевского. А уж «деза» о наличии в Финляндии накануне 22 июня сотен немецких бомбардировщиков была бы покруче этой «липы».
Получается, каких-то внешних и весомых причин для решения о воздушной атаке Финляндии не существовало. Решение принималось на основе данных (реальных данных) о сосредоточении немецких и финских войск для наступления на СССР. На волне сверхнаступательной Директивы№3 у Сталина родилось решение заодно проучить и Финляндию, показать «кто в доме хозяин», чтобы надоедливые и непокорные финны еще сто раз подумали, прежде чем начинать что-либо против Советского Союза. Воздушная операция подходила здесь как нельзя кстати. Советское руководство рассчитывало, что обезоруживающий всесокрушающий удар по аэродромам и инфраструктуре Финляндии приведет к неминуемому краху политической системы страны, к народным восстаниям и бунтам. Но что-то опять пошло не так.
Источники:
39. www.maxpark.com. Первые недели войны на Балтике. Призраки;
40. www. newsland.com. Почему дело маршала К.Мерецкова было уничтожено Н.Хрущевым?
41. www.ru.wikisource.org. Журнал посещений Сталина/1941г. – Викитека. 23 и 24 июня 1941г.;
42. Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. М., СП «Дом Бируни», 1991.
План «Б» для Ленинграда.
В нашей официальной исторической науке со времен Великой Отечественной войны принято считать, что именно «агрессивная сущность белофинской фашиствующей военщины» с особой силой проявилась в стремлении в войне-реванше 1941-1944 годов не только вернуть утраченное в ходе Зимней войны, но и присовокупить никогда Финляндии не принадлежащее. Между тем думается, что Финляндия после Московского мирного договора 1940 года вполне смирилась бы с утратой территорий (как смирилась она после 1944 года и живет припеваючи в тех самых границах, чего и нам желаем), но!.. Если бы не одно решающее «но» – это угроза поглощения страны Советским Союзом с его абсолютно неприемлемым для финнов большевистским режимом. Все в Финляндии в 1941 году помнили, как мгновенно, сразу после начала Зимней
войны в декабре 1939-го, в первом же занятом советскими войсками городке моментально возникло невесть откуда взявшееся коллаборационистское правительство Куусинена с его Финляндской демократической республикой. Тогда не получилось, но не было гарантий от попытки №2.
В Сталине, несмотря на весь его здоровый прагматизм, таился, как и в любом истовом большевике, вирус мировой революции, занесенный еще Лениным. Мировой революции – как эдакой идеи фикс, в плане расширения семьи (или лучше – лагеря) советско-социалистических республик, которые в идеале, когда-нибудь должны были объединиться в единую Всемирную Планету социализма, а еще лучше коммунизма. Отчасти и поэтому Сталин так настойчиво интересовался Финляндией, держа в уме ее предыдущую трехвековую принадлежность Российской империи.
Но вот в ноябре 1939 года, видя категорическую неуступчивость Финляндии в предлагаемом им вариантах обмена территориями, Сталин мог бы и отступиться – хотя бы и временно – сохранив лицо и отложив решение своих глобальных геополитических задач на год-два. В решении «вождя народов» навалиться на Финляндию уже в 1939 году, как бы завершая тем самым «освободительный цикл» Восточная Польша-Латвия-Литва-Эстония-Молдавия-Финляндия, таилась одна из редких стратегических ошибок Сталина. И, подчеркнем, будущая трагедия Ленинграда. Как же мог гениальнейший из провидцев не рассчитать события ближайших месяцев (не то чтобы лет) после начала военных действий против Финляндии?! Не смог (или не имел точных данных – в чем тоже его вина) рассчитать степень сопротивления его режиму армии и народа Финляндии, реакцию великих держав, да даже фактическую боеготовность (как оказалось очень низкую) своих войск. Но решение оставить в покое (до поры, до времени) Финляндию было бы совсем не в духе большевистской нахрапистой внешнеполитической традиции, да и самого Сталина. А жаль!
Мне возразят, что тогда Сталин не мог поступить иначе: конфигурация советско-финской границы представляла собой прямую и явную угрозу всей северо-западной системе обороны страны Советов и, особенно, Ленинградской промышленной зоне и базированию Балтфлота. Сталин,
